Я не буду писать о тех приятных людях, которые способны дать маленькой болонке такого пинка по голове, что вылетит собакин глаз, а затем, оценив количество крови, выбросить болонкино тело в сугроб: явно сдохла. Я этих людей (на их счастье) не нашла. Как и мой папа, кому принадлежит та самая болонка, в неудачный мартовский вечер нашедшая пути выхода за забор. Всё произошедшее папа восстанавливал в прямом смысле по кровавым следам. Киоск, сугроб, калитка. Пёс приполз домой через три дня — от него несло гноем и прочими прелестями страшной открытой раны. Мы везли папу и его собаку к ветеринару. Долго потом в ушах стоял тихий папин голос:

— Потерпи, мальчик, мой. Потерпи! Сейчас доктор тебя вылечит, и мы поедем домой. Будем играть, пойдёшь отдыхать в своё кресло. Только потерпи. Я верю, что больно…

Я не знаю, кого он уговаривал — себя или собаку. Мой папа — инвалид. Врачебная ошибка, которая вылилась в одну фразу: «Готовьтесь, девушка, мы его не спасём». Но он выбрался к великому удивлению врачей. Сам. И теперь уговаривал свою собаку повторить этот подвиг.

Мы приехали. Выяснилось, что глаз придётся удалить, гной добрался до мозга, второй глаз тоже придётся оперировать. Врач заверил, что собака потеряет зрение. После такого заражения вообще редко выживают. Час операции, ожидание, нервы.

Я вышла к папе, к груди прижимая Кешку в простынке. Он крепко спал наркотическим сном. Вся очередь с интересом наблюдала за нами — заплаканная девушка, окровавленная простынка, мохнатый пёс без движения в ней и очень худой мужчина с грустными глазами.

— Папа, он выживет. Должен выжить. Но он будет слепым. Второй глаз не спасли, оперировали. Выписали капли, но зрение они не вернут. Гной.

Я ожидала всего. Я думала только о папе и его собаке. Я не готова была отбиваться.

— И зачем такая собака? — брезгливо поморщилась тётя с пуделем.

— Издеваются над животным… — проворчал кто-то из угла.

— Усыпить его надо! Что собаке слепой делать?! И взять новую! — наставлял дед брюзгливым тоном.

Мы поскорее уехали домой. Потом я неоднократно слышала в ответ на эту историю фразы «усыпить», «папе и так трудно, ещё и слепого на шею», «зачем собаку страдать оставили?». Собака страдала: быстро освоилась в доме, терпела все промывания, продолжала дружить с котом, играть с мячиком, грызть любимые кости. А сегодня Кеша увидел меня уже с дороги и поприветствовал радостным лаем. Веселый, с чёлкой на один глаз (которого нет), со сверкающим вторым глазом, зрение на котором восстановилось. Очаровательный белый медвежонок, который проживёт ещё лет пятнадцать. И я счастлива за него и за папу!

Разнообразные высказыватели своего авторитетного мнения, с лёгкой руки решающие, кому жить, а кому умирать, — вы не задолбали. Вы просто жалкие. Вы любите, пока вам удобно и просто любить. Вы уверены, что являетесь знатоками жизни (собака не впадает в депрессию из-за того, что больше не увидит радуги, представьте). Вы легко бьёте в спину скорбящего лишь по той причине, что у вас есть язык и вы оказались рядом. Не удивляйтесь, когда близкие от вас отвернутся по причине вашей болезни, несостоятельности, нищеты… Вы, конечно, не собаки. Но многие собаки более любимы в этой жизни, чем вы.